Мой “файрстар” был заткнут за его ремень, браунинг болтался в левой руке. Что он сделал с ножами – не знаю.
Он улыбнулся очаровательной мальчишеской улыбкой, твердо держа пистолет направленным в мою грудь.
– Хватит прятаться, Анита. Где Николаос? – спросил он.
Я сделала глубокий вдох и полный выдох. Подумала было обвинить его в убийствах вампиров, но момент не казался подходящим. Может быть, потом, когда он не будет держать меня на мушке.
– Можно мне опустить руки? – спросила я.
Он слегка кивнул.
Я медленно опустила руки.
– Хочу внести ясность. Эдуард Я дам тебе информацию, но не потому, что тебя боюсь. Я хочу ее смерти. И хочу в этом участвовать.
Он улыбнулся еще шире, сверкнув глазами от радости.
– Что случилось этой ночью?
Я посмотрела вниз на тротуар, потом подняла взгляд. Глядя в упор в его голубые глаза, я сказала:
– Она убила Филиппа.
Он очень внимательно смотрел в мое лицо.
– Говори дальше.
– Она укусила меня. Думаю, она хочет сделать из меня личного слугу.
Он спрятал пистолет в кобуру и подошел ко мне. Повернув мою голову в сторону, он рассмотрел рану.
– Тебе надо вычистить укус. Это будет чертовски больно.
– Знаю. Ты мне поможешь?
– Конечно. – Улыбка его чуть погасла. – Вот я пришел, чтобы причинить тебе боль в обмен на информацию. А теперь ты сама просишь налить тебе кислоту в рану.
– Святую воду.
– Ощущение одинаковое, – возразил он.
К сожалению, он был прав.
Я сидела, прижавшись спиной к холодной эмали ванны. Спереди и сбоку ко мне прилипла мокрая блузка. Эдуард стоял возле меня на коленях, держа в руке полупустую бутылку святой воды. Это была уже третья. А стошнило меня только один раз. Похвально.
Мы начали с того, что я села на край водостока. Но долго не высидела. Я дергалась, вопила и хныкала. Я называла Эдуарда сукиным сыном. Он на меня за это зла не держал.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он с абсолютно бесстрастным лицом.
Я полыхнула на него сердитым взглядом:
– Как будто мне в горло впихнули раскаленный нож.
– Я в том смысле, что не хочешь ли ты прерваться и отдохнуть?
Я набрала побольше воздуху.
– Нет. Я хочу ее очистить, Эдуард. Полностью.
Он покачал головой, почти улыбаясь.
– Ты же знаешь, обычно эта процедура занимает несколько дней.
– Да, – ответила я.
– Но ты хочешь сделать все за один марафонский сеанс?
Глаза его смотрели ровно, будто вопрос был гораздо более важен, чем казался.
Я отвернулась от его испытующего взгляда. Как раз сейчас я не хотела, чтобы на меня смотрели.
– У меня нет этих дней. Мне нужно очистить эту рану до заката.
– Потому что Николаос придет к тебе снова, – сказал он.
– Да.
– И если не очистить первую рану, у нее будет над тобой власть.
Я снова сделала глубокий вдох, хотя и прерывистый.
– Да.
– Даже если мы очистим рану, она все равно сможет тебя призвать. Если она так сильна, как ты говоришь.
– Она даже еще сильнее. – Я обтерла руки о джинсы.
– Ты думаешь, Николаос сможет повернуть меня против тебя, даже если мы очистим рану?
Я посмотрела на него, надеясь, что смогу прочесть выражение его лица.
Он смотрел на меня сверху.
– Мы, вампироборцы, иногда рискуем.
– Ты не сказал “нет”, – заметила я.
Он чуть заметно улыбнулся.
– “Да” я тоже не сказал.
Отлично. Эдуард тоже не знает.
– Давай лей еще, пока я не потеряла присутствия духа.
Тут он улыбнулся, сверкнув глазами.
– Его ты никогда не потеряешь. Жизнь – возможно, присутствия духа – никогда.
Это был комплимент, и так он и был задуман.
– Спасибо.
Он положил руку мне на плечо, и я отвернулась. Сердце колотилось в горле, в голове отдавался пульс. Я хотела бежать, вырваться, завопить, но должна была сидеть и дать ему делать мне больно. Терпеть этого не могу. В детстве мне можно было сделать укол только вдвоем. Один держал шприц, а другой – меня.
Теперь я держала себя сама. Если Николаос укусит меня второй раз, я наверняка сделаю все, что она захочет. Даже убью. Я уже видела такое, а тот вампир был детской игрушкой по сравнению с мастером.
Вода полилась на кожу и попала в укус, как расплавленное золото, пропуская боль от ожога через все тело. Она разъедала кожу и кости. Убивала. Уничтожала.
Я взвизгнула. Не могла удержаться. Слишком сильная боль. Убежать нельзя. Приходится вопить.
Я лежала па полу, прижимаясь щекой к прохладе пола, дыша короткими, голодными вдохами.
– Дыши медленнее, Анита. У тебя гипервентиляция. Дыши легко и медленно, или ты потеряешь сознание.
Я открыла рот и сделала глубокий вдох. Воздух обдирал и жег горло. Я закашлялась. В голове было пусто и слегка тошнило, когда я смогла вдохнуть снова, но я не отключилась. Тысяча очков в мою пользу.
Эдуарду пришлось почти лечь на пол, чтобы приблизить свое лицо к моему.
– Ты меня слышишь?
– Да, – смогла выговорить я.
– Отлично. Сейчас я попробую приложить к укусу крест. Ты согласна или считаешь, что это слишком рано?
Если он недостаточно очистил рану святой водой, крест меня обожжет, и останется свежий шрам. Я уже и так проявила храбрости куда больше, чем требовал долг. Больше играть в эту игру мне не хотелось. Я открыла рот, чтобы сказать “нет”, и произнесла:
– Давай.
А, черт. Кажется, я опять проявляю храбрость.
Цепочка шелестела и позвякивала в руках Эдуарда.
– Ты готова?
– Нет!
– Да давай же, черт тебя дери!
Он так и сделал. Крест прижался к моей коже, холодный металл, без ожога, без дыма, без шипения плоти, без боли. Я была чиста – по крайней мере, как до укуса.