Ослепительные бритвы когтями разорвали мой мозг. Ее боль и ярость превратили мой мозг в оглупевшую жижу. Кажется, я снова вскрикнула, но сама себя не услышала. Потом я вообще ничего не слышала. Навалилась тьма, она поглотила Николаос и оставила меня одну плыть во мраке.
Я очнулась, что само по себе уже было приятным сюрпризом. Я моргала на люстру, висящую под потолком. Я была жива, и я не была в подземелье. Приятная новость.
Почему меня должно удивлять, что я жива? Я провела пальцами по грубой узловатой ткани кушетки, на которой я лежала. Над кушеткой висела картина. Речной пейзаж с баржами, мулами, людьми. Кто-то подошел ко мне и наклонился – длинные песочные волосы, квадратная челюсть, красивое лицо. Не так нечеловечески прекрасен, как казалось мне раньше, но все еще красив. Чтобы танцевать в стриптизе, красота, я думаю, необходима. – Роберт?
Мой голос отозвался хриплым карканьем.
Он присел возле меня:
– Я боялся, что вы не очнетесь до рассвета. Вы сильно ранены?
– Где… – Я прочистила горло, и это чуть помогло. – Где я?
– В кабинете Жан-Клода в “Запретном плоде”.
– Как я сюда попала?
– Вас привезла Николаос. Она сказала: “Вот шлюха твоего хозяина”.
Я видела, как шевельнулось его горло, когда он проглотил слюну. Это мне что-то напомнило, но я не могла вспомнить, что.
– Вы знаете, что сделал Жан-Клод? – спросила я.
Роберт кивнул.
– Мой мастер дважды вас отметил. Когда я говорю с вами, я говорю с ним.
Он имел в виду фигурально или буквально? Честно говоря, мне не хотелось этого знать.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
В самом тоне его вопроса заключалось предположение, что не очень хорошо. Горло болело. Я подняла руку и коснулась его. Засохшая кровь. У меня на шее.
Я закрыла глаза, но это не очень помогло. У меня из горла вырвался тихий звук, похожий на всхлип. В мозгу горел образ Филиппа. Текущая из его горла кровь, разорванное розовое мясо. Я затрясла головой и постаралась дышать глубоко и медленно. Не помогло. – Ванная, – сказала я.
Роберт показал мне, где это. Я вошла, встала на холодный пол на колени, и меня стало рвать в унитаз, пока не осталось ничего, кроме желчи. Тогда я подошла к умывальнику и плеснула холодной водой в рот и на лицо. Потом посмотрела на себя в зеркало. Глаза у меня стали из карих черными, кожа приобрела болезненный оттенок. Я выглядела безобразно, а чувствовала себя еще хуже.
А самое худшее было у меня на шее. Незаживающий укус Филиппа, но следы клыков. Крошечные, исчезающие следы клыков. Николаос меня… заразила. Чтобы показать, что может делать что хочет с людьми-слугами Жан-Клода. Она показала, какая она крутая. О да. По-настоящему крутая.
Филипп мертв. Мертв. Могу ли я произнести это вслух? Я решила попробовать.
– Филипп мертв, – сказала я своему отражению.
Я смяла бумажное полотенце и засунула его в мусорный бак. Мало. Я завопила “А-а-а!”, я стала лягать бак, пока он не покатился по полу, рассыпая содержимое.
В дверях появился Роберт:
– У вас тут все в порядке?
– А разве на то похоже? – заорала я в ответ.
Он остановился в дверях:
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Ты даже не смог не дать им забрать Филиппа!
Он вздрогнул, как от пощечины.
– Я сделал все, что мог.
– Ну, и что ты смог? – завопила я как сумасшедшая. Я упала на колени, и зачесть перехватила мне горло и полилась слезами из глаз. – Пошел вон!
Он колебался:
– Вы уверены, что вам ничего…
– Вон отсюда!
Он закрыл за собой дверь. А я сидела на полу, качалась, плакала и кричала. Когда в сердце у меня стало так же пусто, как в желудке, меня охватила тупая свинцовая усталость.
Николаос убила Филиппа и укусила меня, чтобы показать, как она сильна. Можно ручаться, что она думала, будто напутала меня до смерти. И в этом она была права. Но я свои часы бодрствования всю жизнь проводила, уничтожая то, чего боюсь. Тысячелетний вампир – трудная задача, но девушке в этой жизни необходимо иметь цель.
В клубе было темно и тихо. И никого, кроме меня. Наверное, уже наступил рассвет. Такое ждущее безмолвие, которое наступает в зданиях, когда люди расходятся по домам. Как будто, когда мы уходим, дома начинают жить своей жизнью, если только мы оставляем их с миром. Я потрясла головой и постаралась сосредоточиться. Что-нибудь почувствовать. Мне хотелось только одного – добраться до дому и заснуть. И молиться, чтобы не видеть снов.
На двери был приклеен листок:
“Ваше оружие за баром. Мастер привезла и его. Роберт”.
Я засунула на место оба пистолета и ножи. Того, которым я ткнула Винтера и Обри, не было. Винтер умер? Может быть. Обри мертв? Надеюсь. Обычно, чтобы выжить после удара в сердце, нужно быть мастером вампиров, но с ходячим трупом со стажем пятьсот лет я еще этого удара не пробовала. Если они вынули нож, он мог оказаться достаточно силен, чтобы выжить. Надо позвонить Кэтрин. Да, но что ей сказать? Уезжай из города, за тобой охотится вампир. Вряд ли она поверит. Блин.
Я вышла в неяркий белый свет утра. Улица была пуста, ее омывал легкий летний ветерок. Жара еще не поднялась. Было почти прохладно. Где моя машина? Шаги я услышала на секунду раньше слов:
– Не двигайся. Ты у меня на мушке.
Я без приглашения заложила руки за голову.
– Доброе утро, Эдуард.
– Доброе утро, Анита, – ответил он. – Пожалуйста, стой совершенно неподвижно.
Он подошел ко мне, приставив пистолет к позвоночнику. Быстро обшарил меня с головы до ног. Эдуард всегда исключает случайности, именно поэтому он еще жив. Отступив на шаг, он сказал:
– Теперь можешь повернуться.