Запретный плод - Страница 6


К оглавлению

6

Он сильными пальцами схватил футболку и стал ее стягивать. Она сползла, разрываясь по швам. Вопли публики. Его звали по имени. Он улыбался. Улыбка была дразнящая, сияющая, сексуальная, как тающая во рту конфета.

И на гладкой голой груди тоже были шрамы: белые, розовые, новые, старые. Я только глазела с отвисшей челюстью.

– О Боже! – шепнула Кэтрин.

– Правда, он великолепен? – спросила Моника.

Я поглядела на нее. Широкий воротник съехал, открыв две точечные ранки, довольно старые, почти зажившие. Этого только не хватало.

Музыка взорвалась адским ритмом. Филипп танцевал, вертясь и раскачиваясь, вкладывая силу своего тела в каждое движение. У левой ключицы его виднелась белая масса шрамов, неровных и мерзких. У меня перехватило дыхание. Это вампир когда-то вцепился ему в ключицу, вгрызся, как пес в кусок мяса. Я точно знала, потому что у меня есть такой же шрам. Много таких же шрамов.

Долларовые бумажки выросли в руках, как грибы после дождя. Моника мотала долларом, как флагом. Мне не был нужен Филипп за нашим столом. Чтобы Моника расслышала меня в этом грохоте, мне пришлось к ней наклониться.

– Моника, пожалуйста, не надо его звать!

Она только поворачивалась ко мне, а я знала, что уже поздно. Филипп многошрамный уже смотрел на нас с края сцены, и я глядела в его очень человеческие глаза.

Видно было, как пульсирует горло у Моники. Она облизывала губы, глаза ее вылезали из орбит. Она запихнула деньги за пояс его брюк.

Как нервные бабочки, порхнули ее руки по его шрамам. Она ткнулась лицом ему в живот и стала целовать шрамы, оставляя красные следы помады. Она опускалась на колени, целуя, и все сильнее прижималась лицом к его животу.

Он опустился на колени, и она прижала губы к его лицу. Он откинул волосы с шеи, будто знал, чего она хочет. Она лизнула самый свежий след укуса языком розовым и тонким, как кошачий. Я слышала дрожащие вздохи ее дыхания. Она впилась зубами, сомкнув губы на ране. Филипп дернулся от боли – или просто от удивления. Челюсти ее напряглись, горло заработало. Она сосала рану.

Я посмотрела через стол на Кэтрин. Ее лицо стало пустым от изумления.

Толпа обезумела, вопя и размахивая деньгами. Филипп оторвался от Моники и пошел к другому столу. Моника рухнула вперед, головой в колени, свесив руки.

Упала в обморок?

Я протянула к ней руку – и поняла, что не хочу к ней притрагиваться. Но слегка сжала ее плечо. Она шевельнулась, повернулась ко мне. В глазах ее была та наполняющая одурь, которую дает секс. Губы ее побледнели – почти вся помада стерлась. Она не теряла сознания; она просто погрузилась в послечувствие.

Я отодвинулась, вытирая руку о джинсы. Ладони вспотели.

Филипп снова был на сцене. Он больше не танцевал. Просто стоял. Моника оставила у него на шее круглую меточку.

Я ощутила в воздухе первые вихри чьего-то старого разума, поплывшие над толпой.

– Что происходит? – спросила Кэтрин.

– Все в порядке, – ответила Моника. Она выпрямилась на стуле, полузакрыв глаза. Облизнула губы и потянулась, закинув руки за голову.

– Анита, что это? – повернулась ко мне Кэтрин.

– Вампир, – ответила я.

На ее лице отразился страх, но ненадолго. Я видела, как страх этот тает под тяжестью разума вампира. Она медленно обратила взгляд к Филиппу, который ждал на сцене. Кэтрин не была в опасности. Массовый гипноз не направлен на личность, и он не навсегда.

Этот вампир не был ни так стар, как Жан-Клод, ни так хорош в своем деле. Я сидела, ощущая поток более чем столетней мощи, и этого было недостаточно. Я чувствовала, как он идет среди столов. Ему многих хлопот стоило добиться, чтобы бедняжки-люди не видели его приближения. Он просто появится среди них как по волшебству.

Не часто удается удивить вампира. Я повернулась вслед идущему к сцене. Все людские лица, которые я видела, повернулись, захваченные, к сцене, глядя слепыми глазами в ожидании. Вампир был высок, с крутыми скулами, совершенен, как скульптурная модель. Он был слишком мужествен, чтобы быть красивым, и слишком совершенен, чтобы быть настоящим.

Он шел среди столов в пресловутом вампирском наряде – черный фрак и белые перчатки. За один стол от меня он остановился посмотреть. Всю аудиторию он держал в своей мысленной ладони, беспомощную и ждущую. Но я сидела, уставившись на него, хотя и не в глаза. Он застыл, удивленный. Ничто так не может поднять дух девушке, как если удается разрушить спокойствие столетнего вампира.

Я взглянула мимо него на Жан-Клода. Он смотрел на меня, и я отсалютовала ему бокалом. Он ответил кивком головы.

Высокий вампир стоял рядом с Филиппом. Глаза Филиппа были пусты, как и у всех остальных людей. Потом чары или что там такое унеслись прочь. Мыслью вампир пробудил публику, и все ахнули. Волшебство.

Внезапное молчание заполнил голос Жан-Клода:

– Перед вами Роберт! Приветствуем его на нашей сцене!

Толпа взорвалась воплями и аплодисментами. Кэтрин хлопала вместе со всеми. На нее это явно произвело впечатление.

Музыка снова переменилась, задрожала, запульсировала в воздухе, громкая почти до боли. Вампир Роберт начал свой танец. Он двигался с осторожной и злой силой, будто накачивая музыку. Свои белые перчатки он бросил в публику. Одна упала мне к ногам. Я оставила ее лежать там, где она упала.

– Подними, – сказала Моника.

Я покачала головой.

Какая-то женщина нагнулась от соседнего стола. От нее хорошо пахло виски.

– Ты что, не хочешь?

Я снова покачала головой. Женщина встала – наверное, чтобы подобрать перчатку. Моника ее опередила. Женщина с недовольным видом села обратно.

6